Загадка Печорина 2

Часть вторая

Байрон потрясал мир своими страстями, и «еще неведомый избранник с русскою душой» выступает примерно в этой же роли: «Страсть проснулась во мне очень рано — так рано, что не многие поверят мне, если я назову тогдашний свой возраст и тогдашние ощущения. В этом, быть может, кроется одна из причин моей ранней меланхолии — я и жить начал чересчур рано». Кто это пишет? Лермонтов, Печорин или Байрон? Это все те же «Письма и дневники лорда Байрона». И Лермонтов в своих записях вторит ему: «В моих юношеских стихах выражены чувства, которые могли бы принадлежать человеку по крайней мере на десять лет старше, чем я тогда был; я имею в виду не основательность размышлений, а заключенный в них жизненный опыт».

Но в чем же, в первую очередь, заключается этот «жизненный опыт»? Здесь загадка, смутные упоминания об этом можно встретить в нашумевших и вызвавших много толков воспоминаниях современников. Как мы знаем, мать Лермонтова умерла молодой, и несчастное дитя осталось на попечении бабушки Арсьеневой. Отец исчез из поля зрения примерно тогда же и, хотя он, конечно же, еще объявится, в детской и отроческой жизни Мишеля он не сыграл столь заметной роли как бабушка, обожавшая своего единственного внука. Все во владениях Елизаветы Алексеевны было подчинено капризам и желаниям Мишеньки, его окружал целый штат крепостных слуг, он верховодил над сверстниками в играх, любое его детское требование (вроде желания иметь для забав лося и оленя, которых потом уморили и съели), тут же выполнялось без лишних рассуждений.

 Вот воспоминание современника, которое отчасти может пролить свет на ранний жизненный опыт будущего поэта: «Когда Мишенька стал подрастать, то бабушка стала держать в доме горничных, особенно молоденьких и красивых, чтобы Мишеньке не было скучно. Иногда некоторые из них бывали в интересном положении, и тогда бабушка, узнав об этом, спешила выдавать их замуж за своих же крепостных крестьян по ее выбору». Это нашумевшие воспоминания П. Шугаева, которые многие пытались оспорить – уж больно неприглядной казалась картина.

Юноша Лермонтов постоянно говорит о своих загадочных страданиях и ранней опытности устами разных героев. Вот признание Джулио, одного из демонических персонажей: 

Есть сумерки души во цвете лет,
Меж радостью и горем полусвет;
Жмет сердце безотчетная тоска;
Жизнь ненавистна, но и смерть тяжка…»

                Речь здесь идет о гибели молодой возлюбленной, которую один из подвидов Демона соблазнил и бросил (как Демон монахиню Тамару). Но как странно звучат эти слова, словно приоткрывают завесу над мучительным состоянием самого автора... К этой теме юный Лермонтов возвращается очень часто и, похоже, это не только дань байроническому стилю:

На жизнь надеяться страшась,
Живу, как камень меж камней,
Излить страдания скупясь:
Пускай сгниют в груди моей…

…Взгляните на мое чело,
Всмотритесь в очи, в бледный цвет;
Лицо мое вам не могло
Сказать, что мне пятнадцать лет.

Конечно, именно в пятнадцать лет такие заявления и делают, но все же… При всем комизме этой романтической самовлюбленной позы это заявление не так уж и комично.

Этой демонической усталостью обладает и Печорин, после свидания с Верой, тут же ударяющийся в самолюбование, выдающее в нем очень юного человека: «Уж не молодость ли с своими благотворными бурями хочет вернуться ко мне опять, или это только ее прощальный взгляд, последний подарок - на память?.. А смешно подумать, что на вид я еще мальчик: лицо хотя бледно, но еще свежо; члены гибки и стройны; густые кудри вьются, глаза горят, кровь кипит...» Конечно, он еще мальчик, но мальчик, составивший довольно сомнительное впечатление о жизни и, главным образом, о женщинах. И вот он рисуется сам перед собой и перед читателем: «Я никогда не делался рабом любимой женщины; напротив я всегда приобретал над их волей и сердцем непобедимую власть, вовсе об этом не стараясь. Отчего это? - оттого ли что я никогда ничем очень не дорожу и что они ежеминутно боялись выпустить меня из рук? Или это - магнетическое влияние сильного организма? Или мне просто не удавалось встретить женщину с упорным характером? Надо признаться, что я точно не люблю женщин с характером: их ли это дело!..»

Да, Вера, прекрасная блондинка с родинкой на правой щеке сильным характером не отличается. Зато у нее есть куда более важное качество: она беззаветно любит Печорина и даже вполне понимает его. Она своеобразна, больна и очень несчастна: похоже, что все эти черты Лермонтов заимствовал из жизни, так как многие называли прототипом Веры Варвару Лопухину: эту женщину он любил, но, как и Печорин Вере (а созвучие Вера и Варя здесь напрашивается), не смог дать ей ничего кроме страдания.

 Познакомился он с ней в Москве – ее брат Алексей был приятелем Лермонтова, а сестра Мария, старая дева без видов на замужество – конфиденткой и сердечным другом. Варенька была тиха, темноглаза, славилась изменчивой внешностью: она могла казаться почти некрасивой, пока волнение или радость не преображали ее черты – и тогда она становилась прекрасной. Надо сказать, что Лермонтов предвидел и разлуку с Варей, и невозможность любви. В одном из стихотворений, обращенных к ней, он предрекал их будущее:

Мы случайно сведены судьбою,

Мы себя нашли один в другом,

И душа сдружилася с душою,

Хоть пути не кончить им вдвоем!

Временами ему кажется, что Варю он совсем позабыл, не любит: он уезжает из Москвы в Петербург, но продолжает переписываться с Лопухиными – правда, не с Варей, а с Марией. Именно ей, посылая письмо со знаменитым впоследствии стихотворением «Белеет парус одинокий», он как-то раз, не выдержав, шлет загадочные слова: «Мне бы очень хотелось задать вам один небольшой вопрос, но перо отказывается его написать. Если угадаете — хорошо, я буду рад; если нет — значит, задай я этот вопрос, вы все равно не сумели бы на него ответить. Это такого рода вопрос, какой, быть может, вам и в голову не приходит!» Как выясняется, для Марии чувства Лермонтова загадкой не были. Она сразу же отвечает: «Поверьте мне, что я не потеряла способности угадывать ваши мысли, но что вы хотите, чтоб я вам сказала? Она здорова, по-видимому, довольно весела, вообще ее жизнь такая однообразная, что даже нечего о ней сказать, сегодня как вчера…»

Аким Шан-Гирей, родственник Мишеля, принимал в Вареньке большое участие. Она явно страдала от разлуки, хоть и скрывала это. Он вспоминает: «Я привез ему поклон от Вареньки. В его отсутствие мы с ней часто о нем говорили; он нам обоим, хотя не одинаково, но равно был дорог. При прощанье, протягивая руку, с влажными глазами, но с улыбкой, она сказала мне:

— Поклонись ему от меня; скажи, что я покойна, довольна, даже счастлива.

Мне очень было досадно на него, что он выслушал меня как будто хладнокровно и не стал о ней расспрашивать; я упрекнул его в этом, он улыбнулся и отвечал:

— Ты еще ребенок, ничего не понимаешь!

— А ты хоть и много понимаешь, да не стоишь ее мизинца! — возразил я, рассердившись не на шутку».

Судя по всему, Лермонтов в самом деле не слишком много понимал, и Варя устала ждать. Через некоторое время она выходит замуж за штрабс-капитана Бахметева, человека сухого и ревнивого, гораздо старше себя. Вся остальная ее жизнь – медленное угасание.Умерла она очень рано, болела и чахла, муж ее тиранил: сходство с судьбой Веры почти дословное. И родинка (правда, у Вареньки она была на над бровью, а не на правой щеке) – очевидный символический знак этого сходства.

А что же другая пострадавшая героиня романа, княжна Мери? Есть ли тут какое-нибудь сходство с реальной жизнью? Увы, есть, и, что любопытно, касается оно опять же семейства Лопухиных, на этот раз Алексея. Тот всерьез увлекся черноокой красавицей Катериной Сушковой, которую Лермонтов знал еще в отрочестве: девица была не слишком умна и спесива, но, уж конечно, не заслуживала того, что устроил Лермонтов, решивший разрушить ее предполагавшийся брак с Алексеем.

Вместе со своей кузиной Сашей Верещагиной Мишель замыслил высмеять Катерину, увлечь ее, заставить поверить в его серьезные намеренья и отвадить неудачливого жениха. Интрига здесь настолько напоминает «Княжну Мери», насколько вообще возможно сходство жизни и повести. Вот что об этом пишет сам Лермонтов в послании к кузине: «Я понял, что m-lle С., желая изловить меня (техническое выражение), легко скомпрометирует себя ради меня; потому я ее и скомпрометировал, насколько было возможно, не скомпрометировав самого себя: я обращался с нею в обществе так, как если бы она была мне близка, давая ей чувствовать, что только таким образом она может покорить меня... Когда я заметил, что мне это удалось, но что еще один шаг меня погубит, я прибегнул к маневру. Прежде всего в свете я стал более холоден к ней, а наедине более нежным, чтобы показать, что я ее более не люблю, а что она меня обожает (в сущности, это неправда); когда она стала замечать это и пыталась сбросить ярмо, я в обществе первый покинул ее, я стал жесток и дерзок, насмешлив и холоден с ней, я ухаживал за другими и рассказывал им (по секрету) выгодную для меня сторону этой истории… Но вот смешная сторона истории: когда я увидал, что в глазах света надо порвать с нею, а с глазу на глаз все-таки еще казаться ей верным, я живо нашел чудесный способ — я написал анонимное письмо: «M-lle, я человек, знающий вас, но вам неизвестный и т. д... предупреждаю вас, берегитесь этого молодого человека: М. Л. Он вас соблазнит и т. д... вот доказательства (разный вздор и т. д...»… Я искусно направил это письмо так, что оно попало в руки тетки; в доме гром и молния… Вечером на балу я с удивлением рассказываю ей это; она сообщает мне ужасную и непонятную новость, и мы делаем разные предположения — я всё отношу насчет тайных врагов, которых нет; наконец, она говорит мне, что ее родные запрещают ей разговаривать и танцевать со много, — я в отчаянии, но остерегаюсь нарушить запрещение дядюшек и тетки... Теперь я не пишу романов — я их делаю».

Чем же отличается от автора Печорин? Он тоже «делает романы» и вполне мог бы подписаться под словами своего создателя, благо и стиль схож, и мировоззрение совпадает. И все же, если мы спросим себя, тождественны ли автор своего времени и его герой, нам придется ответить «нет». Ведь загадку творческой алхимии нельзя разгадать, хоть она и кажется временами такой простой: однако, это не более чем искушение; магический кристалл только постороннему кажется прозрачным и ясным, как озеро. Дар Лермонтова, создавшего изумительную прозу на все века, как бы мы того не хотели, не исчерпывается его биографией. Но все же, все же…