Сад в тумане языка

Джелал-ад-Дин Балхи, великий поэт-мистик, получил прозвище Руми, когда семья его перебралась в Турцию, спасаясь от вторжения монголов в Хорезм. Собственно, Руми обозначает «из Романской Анатолии», то есть «из Турции». Это не единственное его прозвище. Поэт-суфий, создавший братство «Вращающихся дервишей», среди своих учеников и последователей носит имя Мевляна, что в переводе означает «Наш господин». 

Литературная деятельность Руми не поражает многообразием, однако она очень значительна. Джалал ад-Дин – прежде всего прекрасный поэт. Его лирический «Диван», собрание стихотворений, содержит стихи разные по форме такие как газели, рубаи, касыды. Он воспевает суфийские идеи, рассказывает о том, как прекрасна подвижническая жизнь, пламенно размышляет о любви.

              Он писал на смеси фарси, арабского, турецкого и греческого языков. Безусловно, его наследие нелегко в полной мере понять, не владея этими языками, но таких познаний трудно, да и невозможно требовать от современного человека. Задача мистического поэта, по словам Руми, это «описание яблоневого сада в тумане языка». Осязание тайного сада души словами вовсе не означает, что поэзия подобного рода не может быть веселой или даже скабрезной. В восточной традиции притчевый жанр в чести, и Руми не брезговал им, излагая в стихах очередное поучение. Например, такое:

Однажды некто в дом чужой вбежал;

От перепугу бледный, он дрожал.

Спросил хозяин: "Кто ты? Что с тобой?

Ты отчего трясешься, как больной?"

А тот хозяину: "Наш грозный шах

Испытывает надобность в ослах.

Сейчас, во исполненье шахских слов,

На улицах хватают всех ослов".

"Хватают ведь ослов, а не людей!

Что за печаль тебе от их затей?

Ты не осел благодаря судьбе;

Так успокойся и ступай себе".

А тот: "Так горячо пошли хватать!

Что и меня, пожалуй, могут взять.

А как возьмут, не разберут спроста -

С хвостом ты ходишь или без хвоста.

Готов тиран безумный, полный зла,

И человека взять взамен осла".

или такое, исполненное смеха и мудрости:

Бродяга некий, забредя в сады,
На дерево залез и рвал плоды.
Тут садовод с дубинкой прибежал,
Крича: «Слезай! Ты как сюда попал?
Ты кто?» А вор: «Я — раб творца миров —
Пришёл вкусить плоды его даров.
Ты не меня, ты Бога своего
Бранишь за щедрой скатертью его».
Садовник, живо кликнув батраков,
Сказал: «Видали божьих мы рабов!»
Верёвкой вора он велел скрутить
Да как взялся его дубинкой бить,
А вор: «Побойся Бога, наконец!
Ведь ты убьёшь невинного, подлец!»
А садовод несчастного лупил
И так при этом вору говорил:
«Дубинкой божьей божьего раба
Бьёт божий раб? Такая нам судьба.
Ты — божий, божья у тебя спина,
Дубинка тоже божья мне дана!»

И все же большинство стихов Руми – разговоры с Богом, где обращение «Ты» определяет самую суть бесконечного внутреннего поиска и разговора. Монолог здесь только для вида, в сущности, стихи Руми глубоко диалогичны. Это может быть не только разговор с Создателем, но и запись бесед, на протяжении десятилетий ведшихся в суфийской общине, которой руководил Руми. Огромный опыт насыщенной внутренней жизни, молитвенные экстазы и притчи, призванные упорядочить хаос в головах учеников, составили наследие поэта. 

Мирча Элиаде, выдающийся писатель, философ и этнограф писал: «Роль Руми в обновлении ислама велика. Его творения читались, переводились и комментировались во всём мусульманском мире. Столь исключительная популярность в который раз говорит о том, что художественное творчество, и поэзия в особенности, придают ещё большую глубину религиозной жизни. Подобно другим великим мистикам, Руми непрестанно превозносит божественную любовь, причем с особым пылом и с несравненной поэтической силой. «Без Любви мир лишился бы души» («Месневи», V, 3844). Его мистическая поэзия изобилует символами, заимствованными из области танца и музыки. Его богословие, несмотря на некоторое влияние неоплатонизма, несёт в себе и чисто личные, и традиционные, и новаторские элементы, представляя собой в целом довольно сложную систему».

                    Руми основал братство маулавийя. Постепенно слава братства росла и они стали называться «дервиши-волчки», так как во время радений дервиши вертелись в бесконечном танце.  («Планеты вращаются вокруг солнца и вокруг своей оси. Барабаны служат напоминанием о трубах Судного Дня. Круг танцующих разделен на два полукружья, одно из них представляет арку нисхождений, или инволюцию душ в материю, а другое - арку восхождений душ к Богу»). По словам его сына Султан-Веледа: «Руми никогда, даже на мгновение, не переставал слушать музыку и танцевать; он не давал себе отдыха ни днём ни ночью. Он был учёным - стал поэтом. Был аскетом - опьянел от любви, не от лозы виноградной: просветленная душа пьет лишь напиток Света».

«В музыкальных каденциях, - говорил Руми, - скрыта тайна; если бы я её открыл, она перевернула бы мир. Все мы причастны телу Адама, мы слушали эти мелодии в раю. Хотя вода и глина посеяли в нас сомнение, мы всё-таки что-то припоминаем».

               Этому припоминанию и посвящены все стихи поэта.