Расписной горшок, или Обыкновенное чудо

Размышления Вирджинии Вульф о писательстве, женщинах и мужчинах

«Слова, которые рождаются в сердце, доходят до сердца, а те, что рождаются на языке, не идут дальше ушей», – сказал арабский поэт XI века Ибрагим Аль Хузри, и под этими словами, безусловно, подписалась бы Вирджиния Вульф, гениальная английская романистка, эссеист и новатор XX века. Вульф – одна из создателей небывалого ранее приема – «потока сознания», в котором кроме нее работал, к примеру, Джеймс Джойс.

Книги Вирджинии Вульф, прежде всего, прославленные «Волны», «Орландо», «На маяк» или «Миссис Дэллоуэй» стали первыми ласточками нового времени – стиля, языка, сюжета. Слова Вирджинии Вульф большей частью доходили до сердца ее современников – тех, кто хотел и умел слушать. Ее манера кажется новшеством даже в двадцать первом веке: так писать могут только очень смелые и очень талантливые люди.

О чем же размышляла и что советовала Вульф, говоря о поэзии и прозе, а также о тех, кто творит? Помимо романов писательница создавала еще и крайне любопытные эссе: в начале XX века в Англии как раз наблюдалось возрождение этого жанра, когда-то, два века назад, цветшего пышным цветом. Одно из ее больших программных эссе под лаконичным названием «Своя комната» и посвящено творчеству – правда, с одной значительной оговоркой: прежде всего творчеству женщин, т.е. стремлению женщин писать. (Здесь придется уточнить: не «женскому», а именно творчеству женщин, потому что для Вульф, как для всякого крупного писателя пишущего от сердца, разделение литературы на мужскую и женскую совершенно невозможно).

Сама она говорит об этом так: «…Может, в человеческом сознании тоже есть два пола и им тоже необходимо соединиться для полного удовлетворения и счастья? И я схематично представила себе, как в человеческой душе уживаются два начала, мужское и женское; в мужском сознании тон задает мужчина, а в женском женщина. Нормальное, спокойное состояние приходит, лишь когда эти двое живут в гармонии, духовно сотрудничая. Пусть ты мужчина, все равно женская половина твоего сознания должна иметь голос; так и женщина должна прислушиваться к своему напарнику. Не это ли имел в виду Колридж, когда говорил, что великий ум — всегда андрогин? Только при полном слиянии мужской и женской половин сознание зацветает и раскрывается во всех своих способностях. Видимо, чисто мужское сознание не способно к творческой деятельности, как, впрочем, и чисто женское, подумала я...».

Это крайне важную андрогинность, двуполость творчества можно увидеть, с точки зрения Вульф, в произведениях лучших из лучших: например, в творениях Шекспира.

Что же получается, когда равновесие нарушено? Что такое «чисто» мужская проза? Послушаем снова размышления Вульф, которая с большим юмором пишет о том, как открыла «мужскую» книгу и «провалилась» вглубь нее: «Открываю. Все-таки удовольствие после женщин читать мужской слог. Прямой, открытый, без лишних слов. А какая свобода, широта, уверенность в себе! Физически приятно находиться в обществе столь ухоженного, вышколенного ума, который с пеленок имел полную свободу выбора, ни разу не был сбит со своего пути. Все было чудесно. Но через одну или две главы на страницы легла темным препятствием тень, напоминающая чем-то букву Я. Ее пытаешься обойти, чтобы хоть мельком схватить задний план. Что там — дерево, или женщина идет? Не разберу. Сзади постоянно окрикивала буква Я… Я недоуменно перелистнула страницу или две… нехорошо, что в тени этого замечательного Я все остальное расплывается туманом. Это дерево? Нет, это, оказывается, женщина. Но… она же безжизненна, подумала я… Слишком уж сильно давит буква Я — она, как баобаб, сушит все живое вокруг. Тут ничего не растет».

Ключ к этому отрывку – в словах  о самовлюбленном мужском уме: «ухоженный ум, который с пеленок имел полную свободу выбора» – это в отличие от женского, носительницы которого в Европе начала прошлого века отнюдь не пользовались  такой свободой – ни духовной, ни материальной.

В 1928 году Вирджиния Вульф, успешный литератор, запишет в своем дневнике: «День рождения отца. Сегодня ему было бы 96 лет; но к счастью, этого не случилось. Что было бы тогда? Ни занятий литературой, ни книг – непостижимо!» И это – о Лесли Стивене, который сам был писателем и высоко ценил таланты дочери… Как пишет исследовательница творчества Вульф Мэгги Лейн, «ответ заключается в том, что отец Вирджинии был типичным мужчиной-викторианцем» – черствым и сентиментальным  эгоцентриком, сосредоточенным только на себе и своих нуждах. Вот получается, что проживи он дольше, не было бы ни «занятий литературой, ни книг», т. е. знаменитых романов писательницы.

И здесь надо вернуться к понятию, настолько важному для Вирджинии, что она даже делает его заголовком эссе – «своя комната». Расшифровывается оно очень просто: это материальная свобода, деньги, возможность уединения, независимость от чужих требований и жизней. Вульф формулирует это необычайно точно и афористично: «Поэзия зависит от духовной свободы. Женщины же были нищими не только два последних столетия, а испокон веков. Они не имели даже той духовной свободы, какая была у сыновей афинских рабов. То есть у женщин не было никаких шансов стать поэтами. Почему я и придаю сегодня такой вес деньгам и своей комнате». «Поэты» – обозначение, конечно же, символическое, обобщенное; подразумевается здесь, безусловно, литературное творчество как таковое.

Возвращаясь к главному постулату писательницы – об андрогинности творчества, стоит привести еще одну крайне важную выдержку из знаменитого эссе. Это скрытый совет о том, как писать женщинам… и как мужчинам. Послушаем: «Губительно человеку пишущему думать односторонне. Нельзя быть просто женщиной или просто мужчиной по складу мысли: нужно быть женственно-мужественным или же мужественно-женственным. Губительно женщине писать с обидой, затевать любую, даже справедливую, защиту, о чем бы то ни было говорить, сознавая свою принадлежность к женскому полу. И это не пустые слова. Все, написанное с внутренней несвободой, обречено на смерть... Какой-то союз мужчины и женщины должен сложиться в сознании, прежде чем произведение будет закончено. Противоположностям нужно пожениться. Сознание должно быть ненарушаемой гладью, чтобы чувствовалось: художник сообщает целиком свой опыт. Здесь должны быть свобода и мир».

Вышеприведенный совет-требование (почти юнгианский) звучит крайне современно, если вспомнить, какое количество «дамской» прозы сыплется сейчас на прилавки магазинов и интернет-сайты. И какие вороха «мужского» «творчества» заваливают оба этих пространства. Пожалуй, формула Вульф «Все, написанное с внутренней несвободой, обречено на смерть» – уместна для обоих видов нынешних сочинений.

И, наконец, обоюдоострый вопрос. Кто же все-таки талантливее – женщины или мужчины? Я бы не задавала его, но слишком уж часто он поднимается и в наше время. Вульф отвечает следующее: «Мы так и не услышали, скажете вы, какой пол одареннее — хотя бы в литературном отношении. Я об этом нарочно не заговаривала, так как считаю, что сейчас гораздо важнее знать, сколько у женщин средств и комнат, чем теоретизировать об их талантливости. Но даже если я ошибаюсь и настало время обсудить этот вопрос, я не верю, что человеческую одаренность можно взвешивать, как масло или сахар».

И продолжает: «Все эти противопоставления полов, достоинств, претензии на превосходство и приписывания неполноценности — из школьного этапа жизни, где всегда есть «две стороны» и одной нужно побить другую, и высший смысл заключается в том, чтобы подойти к высокой трибуне и получить из рук самого Директора необыкновенно раскрашенный горшок. С возрастом люди перестают верить в директоров и раскрашенные горшки... Во всяком случае, к книгам прочные ярлыки клеить невероятно трудно. Не вечный ли пример тому обзоры текущей литературы? «Великая книга», «пустая книжонка» — говорится об одной и той же вещи. Что могут значить после этого чья-то похвала или хула?» 

И действительно – что проку в раскрашенном горшке? Когда мы взрослеем и набираемся опыта, у нас появляются другие мерки. Они будут касаться всего – и отношения полов, и талантливости, но главное – литературного труда как такового: изумительной, захватывающей и трудной работы, которая требует от нас той самой духовной свободы, а также настойчивости, любви и увлеченности. Книги написанные так – нужны. 

Как говорит та же Вирджиния Вульф: «Литература — дело полезное и хорошие авторы при всех их разнообразных грехах — люди нужные».

Так что возьмемся за перо.