Читать отрывок

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЛИЦА:

Юлия Павловна Тугина , молодая вдова .
Глафира Фирсовна , тетка Юлии, пожилая небогатая женщина .
Вадим Григорьевич Дульчин , молодой человек .
Лука Герасимыч Дергачев , приятель Дульчина, довольно невзрачный господин и по фигуре и по костюму .
Флор Федулыч Прибытков , очень богатый купец, румяный старик, лет 60, гладко выбрит, тщательно причесан и одет очень чисто .
Михевна , старая ключница Юлии .
Небольшая гостиная в доме Тугиной. В глубине дверь входная, направо (от актеров) дверь во внутренние комнаты, налево окно. Драпировка и мебель довольно скромные, но приличные. 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Михевна (у входной двери), потом Глафира Фирсовна. 
Михевна . Девушки, кто там позвонил? Вадим Григорьич, что ли?
Глафира Фирсовна (входя).  Какой Вадим Григорьич, это я! Вадим-то Григорьич, чай, позже придет.
Михевна . Ах, матушка, Глафира Фирсовна! Да никакого и нет Вадима Григорьича; это я так, обмолвилась… Извините!
Глафира Фирсовна . Сорвалось с языка, так уж нечего делать, назад не спрячешь. Эка досада, не застала я самой-то! Не близко место к вам даром-то путешествовать; а на извозчиков у меня денег еще не нажито. Да и разбойники же они! За твои же деньги тебе всю душеньку вытрясет, да еще того гляди вожжами глаза выхлестнет.
Михевна . Что говорить! То ли дело свои…
Глафира Фирсовна . Что, свои? Ноги-то, что ли?
Михевна . Нет, лошади-то, я говорю.
Глафира Фирсовна . Уж чего лучше! Да только у меня свои-то еще на Хреновском заводе; все купить не сберусь: боюсь, как бы не ошибиться.
Михевна . Так вы пешечком?
Глафира Фирсовна . Да, по обещанию, семь верст киселя есть. Да вот не в раз, видно, придется обратно на тех же, не кормя.
Михевна . Посидите, матушка; она, надо быть, скоро воротится.
Глафира Фирсовна . А куда ее бог понес?
Михевна . К вечеренке пошла.
Глафира Фирсовна . За богомолье принялась. Аль много нагрешила?
Михевна . Да она, матушка, всегда такая; как покойника не стало, все молится.
Глафира Фирсовна . Знаем мы, как она молится-то.
Михевна . Ну, а знаете, так и знайте! А я знаю, что правду говорю, мне лгать не из чего. Чайку не прикажете ли? У нас это мигом.
Глафира Фирсовна . Нет, уж я самоё подожду. (Садится.) 
Михевна . Как угодно.
Глафира Фирсовна . Ну, что ваш плезир-то?
Михевна . Как, матушка, изволили сказать? Не дослышала я…
Глафира Фирсовна . Ну, как его поучтивей-то назвать? Победитель-то, друг-то милый?
Михевна . Не понять мне разговору вашего, слова-то больно мудреные.
Глафира Фирсовна . Ты дуру разыгрываешь аль стыдишься меня? Так я не барышня. Поживешь с мое-то, да в бедности, так стыдочек-то всякий забудешь, ты уж в этом не сомневайся. Я про Вадима Григорьича тебя спрашиваю…
Михевна (приложив руку к щеке).  Ох, матушка, ох!
Глафира Фирсовна . Что заохала?
Михевна . Да стыдно очень. Да как же вы узнали? А я думала, что про это никому не известно…
Глафира Фирсовна . Как узнала? Имя его ты сама сейчас сказала мне, Вадимом Григорьичем окликнула.
Михевна . Эка я глупая.
Глафира Фирсовна . Да, кроме того, я и от людей слышала, что она в приятеля своего много денег проживает… Правда, что ли?
Михевна . Верного я не знаю; а как, чай, не проживать; чего она для него пожалеет!
Глафира Фирсовна . То-то муж-то ее, покойник, догадлив был, чувствовало его сердце, что вдове деньги понадобятся, и оставил вам миллион.
Михевна . Ну, какой, матушка, миллион! Много меньше.
Глафира Фирсовна . Ну, уж это у меня счет такой, я все на миллионы считаю: у меня, что больше тысячи, то и миллион. Сколько в миллионе денег, я и сама не знаю, а говорю так, потому что это слово в моду пошло. Прежде, Михевна, богачей-то тысячниками звали, а теперь уж все сплошь миллионщики пошли. Нынче скажи-ка про хорошего купца, что он обанкрутился тысяч на пятьдесят, так он обидится, пожалуй, а говори прямо на миллион либо два, – вот это верно будет… Прежде и пропажи-то были маленькие, а нынче вон в банке одном семи миллионов недосчитались. Конечно, у себя-то в руках и приходу и расходу больше полтины редко видишь; а уж я такую смелость на себя взяла, что чужие деньги все на миллионы считаю и так-то свободно об них разговариваю… Миллион, и шабаш! Как же она, вещами, что ль, дарит ему аль деньгами?
Михевна . Про деньги не знаю, а подарки ему идут поминутно, и все дорогие. Ни в чем у него недостатка не бывает, – и в квартире-то все наше; то она ему чернильницу новую на стол купит со всем прибором…
Глафира Фирсовна . Чернильница-то дорогая, а писать нечего.
Михевна . Какое писанье, когда ему; он и дома-то не живет… И занавески ему на окна переменит, и мебель всю заново. А уж это посуда, белье и что прочее, так он и не знает, как у него все новое является, – ему-то все кажется, что все то же… До чего уж, до самой малости; чай с сахаром и то от нас туда идет…
Глафира Фирсовна . Все еще это не беда, стерпеть можно. Разные бабы-то бывают: которая любовнику вещами, – та еще, пожалуй, капитал и сбережет; а которая деньгами, ну, уж тут разоренье верное…
Михевна . Сахару больно жалко: много его у них выходит… Куда им пропасть этакая?
Глафира Фирсовна . Как же это у вас случилось, как ее угораздило такой хомут на шею надеть?..
Михевна . Да все эта дача проклятая. Как жили мы тогда, вскоре после покойника, на даче, – жили скромно, людей обегали, редко когда и на прогулку ходили, и то куда подальше… тут его и нанесло, как на грех. Куда не выдем из дому, все встретится да встретится. Да молодой, красивый, одет как картинка; лошади, коляски какие! А сердце-то ведь не камень… Ну, и стал присватываться, она не прочь; чего еще – жених хоть куда и богатый. Только положили так, чтоб отсрочить свадьбу до зимы: еще мужу год не вышел, еще траур носила. А он, между тем временем, каждый день ездит к нам как жених и подарки и букеты возит. И так она в него вверилась, и так расположилась, что стала совсем как за мужа считать. Да и он без церемонии стал ее добром, как своим, распоряжаться. «Что твое, что мое, говорит, это все одно». А ей это за радость: «Значит, говорит, он мой, коли так поступает; теперь у нас, говорит, за малым дело стало, только повенчаться».
Глафира Фирсовна . Да, за малым! Ну, нет, не скажи! Что ж дальше-то?… Траур кончился… зима пришла…
Михевна . Зима-то пришла, да и прошла, да вот и другая скоро придет.
Глафира Фирсовна . А он все еще в женихах числится?
Михевна . Все еще в женихах.
Глафира Фирсовна . Долгонько. Пора б порешить чем-нибудь, а то что людей-то срамить!
Михевна . Да чем, матушка! Как мы живем? Такая-то тишина, такая-то скромность, прямо надо сказать, как есть монастырь: мужского духу и в заводе нет. Ездит один Вадим Григорьич, что греха таить, да и тот больше в сумеречках. Даже которые его приятели, и тем к нам ходу нет… Есть у него один такой, Дергачев прозывается, тот раза два было сунулся…
Глафира Фирсовна . Не попотчуют ли, мол, чем?
Михевна . Ну, конечно, человек бедный, живет впроголодь, – думает и закусить и винца выпить. Я так их и понимаю. Да я, матушка, пугнула его. Нам не жаль, да бережемся; мужчины чтоб ни-ни, ни под каким видом. Вот как мы живем… И все-то она молится да постится, бог с ней.
Глафира Фирсовна . Какая ж тому причина, с чего ей?…
Михевна . Чтоб женился. Уж это всегда так.
Глафира Фирсовна . А я так думаю, что не даст ей бог счастья. Родню забывает… Уж коли задумала она капитал размотать, так лучше бы с родными, чем с чужими. Взяла бы хоть меня; по крайности и я бы пожила в удовольствие на старости лет…
Михевна . Это уж ее дело; а я знаю, что у ней к родным расположение есть.
Глафира Фирсовна . Незаметно что-то. Сама прочь от родных, так и от нас ничего хорошего не жди, особенно от меня. Женщина я не злая, а ноготок есть, удружить могу. Ну, вот и спасибо, только мне и нужно, все я от тебя вызнала. Что это, Михевна, как две бабы сойдутся, так они наболтают столько, что в большую книгу не упишешь, и наговорят того, что, может быть, и не надо?
Михевна . Наша слабость такая женская. Разумеется, по надежде говоришь, что ничего из этого дурного не выдет. А кто же вас знает, в чужую душу не влезешь, может, вы с каким умыслом выспрашиваете. Да вот она и сама, а я уж по хозяйству пойду. (Уходит.) 
Входит Юлия Павловна.